Тринадцать мерзостей, по которым узнаете их

Перевод заметки от Гаррета Райдера-Ханрахана с подборкой жутких черт, которыми можно наделить зловещих незнакомцев в ваших играх. Отлично подойдёт для приключений по «Эзотеррористам», «Страху как он есть», «Ктулху» или любой другой игре в жанре сверхъестественного хоррора.

Дело не в том, что он не моргает, нет… Просто когда он это делает, по всему его телу проходит волна дрожи. Словно в то мгновение, когда смыкаются веки, он видит нечто невообразимо прекрасное или пугающее.
Это трудно описать, но он будто бы действует слишком быстро. Он бросает взгляд на телефон — и в это же мгновение тот звонит. Он вздрагивает — и кажется, что лишь потом рука его касается решётки обогревателя. Когда ты говоришь и думаешь о нём, тебе трудно удержаться от использования будущего времени. Он будет говорить с тобой. Он скажет нечто ужасное. Рядом с ним само время будет вести себя неправильно.
Когда он говорит, ты чувствуешь вес его слов. Буквально. Каждое ощущается, будто раскалённая свинцовая гиря. Позже ты обнаружишь на своём теле странные синяки, и к тебе придёт необъяснимая уверенность: рентгеновский снимок покажет ужасные послания, нацарапанные на твоих костях.
Всё дело в запахе, который исходит от него. Не то чтобы он был отвратительным или удушающим — просто странный. Нечто искусственное, будто какая-то химия. Запах преследует тебя повсюду и придаёт любой еде неприятный металлический привкус. Позже ты поймёшь, что эти ощущения не проходят — встреча с ним навсегда изменила твоё восприятие.
Его руки и пальцы покрыты мелкими язвами, из которых сочится прозрачная вязкая жидкость. Сначала ты просто чувствуешь отвращение. Но потом, когда он уйдёт, ты начнёшь находить следы этой жидкости там, где их быть не должно. Внутри письменного стола, на дверной ручке спальни — на своей шее.
Он не носит маски — это его лицо, до странности невыразительное лицо. Возможно, бедняга страдает от повреждения нервов, и поэтому лишён всякой мимики. Вот только это не объясняет, почему через несколько минут в его присутствии твоя собственная кожа начинает казаться такой тугой и неподатливой.
Рядом с ним ты замечаешь вещи, обычно скрытые от тебя. Гул окружающей толпы и случайные обрывки разговоров сплетаются в нечто, напоминающее песнопения. Тени от одежды на стене напоминают силуэты шпилей циклопического города. Линии складок на скомканной салфетке складываются в тайные послания от иных богов.
Ты точно знаешь, почему рядом с ним чувствуешь себя неуютно: потому что ты добыча. В его присутствии тебе сложно не думать о его зубах и не представлять, как они рвут твою глотку. Ты замираешь, словно кролик перед волком, любые слова встают комом в горле, и ты едва сдерживаешься, чтобы не сбежать.
Ты постоянно видишь его во снах. Не то чтобы все твои сны были о нём — но он всегда там. Проходит через твои грёзы и кошмары, как люди проходят через толпу на улице в реальном мире.
Во время телефонного разговора с ним ты постоянно слышал какие-то щелчки и треск. Сначала ты решил, что это просто дефект связи, не более того. Но потом заметил, что когда он проходил рядом с радиоприёмником, звук сменился шумом помех и прерывистым завыванием. Ты подозреваешь, что сфотографировать его тоже не получится, а те странные поражения на твоей коже похожи на лучевые ожоги.
Ты как-то заглянул в учебник по психологии и наткнулся на описание синдрома Котара. Человек с этим расстройством убеждён, что является ходячим трупом. Однако тут дело в другом. Твоя бредовая вера (а ты понимаешь, что это бред) заключается в том, что он мёртв — хотя и продолжает двигаться, ходить и говорить. От него исходит трупная вонь, его язык отвратительно распух, а в его глазах мухи отложили личинки — и теперь они вылупляются. Но никто другой, похоже, этого не замечает. Так что это всё бред; не может не быть бредом.
По мерзостям узнаешь ты их — но не запомнишь. Когда он рядом, ты не можешь не замечать, насколько он безумен и отвратителен. Ты видишь его изорванную одежду и засохшую кровь под ногтями, слышишь его речи об иных богах. Однако когда его нет рядом, требуется колоссальное усилие воли, чтобы обо всём этом вспомнить. Как будто поверх его образа наложена фотография нормальности. В его отсутствие тебе в принципе трудно помыслить о нём что-то дурное.
Не он отвратителен; отвратителен ты. Он свободен, он уверен в себе, он стоит в свете единственного истинного бога. Ты же — лишь жалкий испуганный червь, цепляющийся за иллюзии и не смеющий показать своё лицо. Ты понимаешь, что это неправда — всего лишь морок, трюк лжепророка. Но в то же время, ты знаешь, что он несёт на себе отпечаток чего-то столь чистого и возвышенного, что тебе не следует замышлять против него.